(кавычки, потому что "деревня" для нас - это Клебан Бык, где дом, где "дача"...)
Вчера было. Мать с мальчишкой-подростком. Мать в камуфляже. Меня это не удивило, у нас многие сейчас так ходят - удобно и дешевле.
- Мы с Куйбышевского района, так что карты нет. Мы с Админпоселка.
Я до сих пор вздрагиваю, когда говорят "Октябрьский", "Админпоселок". От них мало что осталось.
- Где здесь живете.
Она называет адрес. Адрес совсем не мой, даже район другой. Объясняем.
- Нет, это вообще не жилой дом, там склад какой-то был, а теперь военные и я с детьми. Дома нашего нет, его еще летом разбомбили.
- Ну, хорошо, только меня не вызывайте на дом, а то я заблужусь.
Она воспринимает всерьез:
- Да что вы, мы понимаем.
У мальчишки респираторка, рассказываю, что делать, спрашиваю, есть ли лекарства - есть, медсестра расспрашивает про старшего - ему 17, тоже еще "наш", мы до 18 лет ведем.
- Он военнослужащий.
Я возмущаюсь:
- Ну что это такое, дети военнослужащие.
- Ну, он больше по охране территории. А я поваром.
Я осторожно спрашиваю: "А папа?"
- А папу нашего, скорее всего, расстреляли, - она говорит спокойно, лицо не меняется. Простое лицо русской степнячки, - Мы, правда, еще в 11 году развелись. А летом его арестовали под Авдеевским (это совхоз такой был), потом в Мариуполь перевезли, и больше ничего точно не знаем. Говорили, что расстреляли.
Я кручусь на стуле, мне хочется выставить мальчишку в коридор, мне кажется, что ему не стоит это слушать. Но он тоже спокоен.
- Он у нас русский был, с русским паспортом. Жил тут давно. Я ему вид на жительство сделала. А потом мы развелись. А потом его взяли.
Я написала назначения, сказала когда прийти. Мы с медсестрой дождались, пока они ушли и одновременно крепко выругались.
- Что ж за жизнь, что ж с нами сделали. Она такое говорит, и все сидим, как будто ничего особенного не произошло!
И, да, за осуждение этой женщины - забаню.
Journal information